e-mail: boyko-l@rambler.ru

Любая гипотеза, чтобы быть принятой, должна объяснять все известные факты. Общеизвестно, что современные теории старения этому критерию не отвечают. Об отсутствии в биогеронтологии ясных представлений говорит хотя бы и то, что ныне уже представлено на обсуждение десятки теорий старения. В ряде обзоров сделан вывод о том, что даже такие, гипотезы старения, как свободно-радикальная теория и теломеро-теломеразная концепция не вполне пригодны для объяснения первопричины естественного старения (Халявкин, Яшин, 2003). Поэтому, это скорее набор идей и экспериментальных данных, чем полноценные научные теории.

Что же касается конкретных механизмов старения, то анализ литературы позволяет сделать вывод, что большинство авторов, например Джонсон (Johnson et al., 1999), уверены, что феномен старения можно свести к небольшому числу клеточных и организменных процессов, таких как апоптоз, накопление повреждений молекулами мтДНК, укорочение теломер при митозе, дефектов клеточного цикла, и т.д. В.П. Скулачев, ключевую роль в процессе старения отводит апоптозу. Его аргументы кажутся очень убедительными, однако, они не произвели на других исследователей должного впечатления. Возражения вызывают представления о соотношении и взаимозависимости феноптоза, органоптоза и апоптоза и конкретно - “цепь событий: митоптоз, - апоптоз, - органоптоз – феноптоз” (Skulachev, 1999), так как очевидно, что связи между этими процессами гораздо сложнее и менее предсказуемы (Ванюшин, 2001; Калуев, 2003). Создается впечатление, что упоминаемые В.П. Скулачевым факты носят единичный характер, зачастую они довольно спорны и могут по-разному трактоваться в зависимости от убеждений того или иного исследователя (Калуев, 2003). Следовательно, эти идеи все еще представляют собой только интуитивное предположение.

К сожалению, единой классификации относительно процесса старения еще не существует и потенциальное бессмертие доказано только для гидры Cnidarians vulgaris (Mart'inez, 1998). Но, Финч (Finch, 1990) предложил классифицировать живые существа на: быстро стареющих, постепенно стареющих, и имеющих пренебрежимое старение. Термин "пренебрежимое старение" констатирует эмпирический факт: если бы нашли действительно нестареющий организм, то мы не могли бы быть в этом уверены. Т.е. он обозначает темп старения, который трудно статистически отличить от нуля в масштабах данной выборки, а также и "нестарение", - нулевую корреляцию между возрастом и риском смерти. Финч и Остэд (Finch, Austad, 2001) предложили минимальные критерии для отнесения конкретного вида в эту категорию: (1) отсутствие увеличения темпа смертности с возрастом после полового созревания, (2) отсутствие заболеваемости, (3) отсутствие снижения темпа воспроизводства и (4) ряда физиологических показателей. Другими словами эти существа должны стареть так медленно, что зафиксировать какие либо возрастные изменения было бы практически невозможно.

Кроме вышеупомянутой пресноводной гидры к таковым относят: из рыб: – значительную часть видов рода Sebastes [в естественных популяциях многих видов этого рода, встречаются особи с удивительным долголетием. Например, 205 лет для Sebastes aleutianus (Leaman, Beamish, 1984; Cailliet et al., 2001; Munk, 2001)]; из морских черепах: - Emydoidea blandingii; Chrysemys picta; значительную часть древесных форм сосудистых растений (Finch, Austad, 2001). Недавно установлено, что и морские ежи не подвержены старению. Они могут жить неопределенно долго (погибают только от хищников и болезней), и размножаются в любом возрасте, причем, чем старше, тем активнее (Stauth, 2003). По крайней мере, для Strongylocentrotus franciscanus максимальная продолжительность жизни оценивается в 200 лет (AnAge database, 2005). Петнейк (Patnaik, 1994) к видам с пренебрежимым старением относит также и крокодилов, а Кара (Kara, 1994) - хвостатых амфибий. Весьма правдоподобно, что видов с пренебрежимым старением очень много. Не исключено, что в ближайшем будущем в эту категорию будут относить многие виды двустворчатых моллюсков, представителей семейства Homaridae и птиц.

Гидра Cnidarians vulgaris относится к одной из наиболее близко стоящих у основания эволюционного дерева группы многоклеточных животных: - кишечнополостных. О потенциальном бессмертии этого организма, впервые сообщил Брейан (Brien, 1953), а затем еще ряд исследователей (Loomis, Lenhoff, 1956; Brock, Strehler, 1963). Они полагали, что гидра утратила способность к старению и поэтому способна к постоянному обновлению своего тела. В конечном итоге факт потенциального бессмертия доказан в работе Мартинез (Mart'inez, 1998). Тело гидры имеет простое строение: - трубка с головой на одном конце и подошвой на другом, которые сформированы из примерно 20 клеточных типов, являющихся продуктами дифференцирования трех линий стволовых клеток (СК) с неограниченной способностью к самообновлению: двух эпителиальных и одной интерстециальной (Campbell, 1965; Campbell, 1967a). Поразительная особенность гидры - динамика ткани. Эпителиальные клетки стенки тела непрерывно пребывают в митотическом цикле и как бы текут с середины тела к его концам, постоянно перемещаясь или вверх к голове, или базально к вегетативным почкам, или к подошве. Клетки гидры имеют очень короткую продолжительность жизни. Неделящиеся дифференцированные клетки всех трех клеточных линий замещаются в теле гидры в течение 20 дней (Campbell, 1967b). Продолжительность клеточного цикла СК интерстециальной линии: - 18 - 30 ч, а СК эпителиальной линии - от трех до четырех дней (David, Campbell, 1972). Таким образом, специализированные клетки выполняют строго определенную функцию, и имеет ограниченную жизнеспособность. Возраст-связанные изменения в этих клетках, способные повлиять на функционирование организма, предотвращаются быстрой сменой специализированных клеток на свежедифференцированные, так как соматические СК гидры проявляют свойства потенциально нестареющих самоподдерживающихся систем. Видимо, эта способность и является причиной потенциального бессмертия гидры.

Среди видов рыб, как и у млекопитающих, наблюдается преимущественно быстрое или постепенное старение с возрастным снижением репродуктивной способности, уровня окислительного метаболизма, белкового обмена, количества нейронов и увеличением темпа смертности, количества поперечных связей и гранул липофусцина. Но, ряд видов рыб демонстрирует пренебрежимое старение (Guerin, 1996). К таковым относят виды рода Sebastes. У них (старые особи Danio rerio) не обнаружено скоплений гранул липофусцина в клетках мышечной ткани. Более того, у этих рыб наблюдается избыточно высокий уровень активности теломеразы в клетках соматических тканей (с нервной и мышечной включительно) от эмбрионального состояния и, по крайней мере, до возраста 93 года. Все эти феномены авторы объясняют тем, что у особей Danio rerio рост и соответственно клеточная пролиферация происходит пожизненно (в т.ч. и миоцитов), что и определяет как отсутствие гранул липофусцина, так и повышенную активность теломеразы во всех соматических тканях независимо от возраста (Klapper et al., 1998; Kishi et al., 2003).

Термин “дерево” - не является биологической категорией, а эмпирическим представлением. Тем не менее, ряд палеоботаников утверждает, что древесные виды - наиболее примитивные в пределах своих таксонов и уже доказано, что все разнообразие покрытосеменных ведет начало от примитивных древесных форм (Тахтаджян, 1999-2005).

У голосеменных и у двудольных среди покрытосеменных, взрослое дерево, состоит из вторично утолщенного стебля (ствола) с вторичным разветвлением, корня, листьев, и репродуктивных органов, при этом ствол и корень, - постоянные органы и существуют столько же, сколько и все дерево целиком. Остальные органы короткоживущие. Ствол и корень дерева формируются первичными и вторичными меристемами - тканями, в которых деление малодифференцированных клеток порождает новые специализированные клетки. Они же формируют листья, боковые почки, цветы и иные органы, а также обеспечивают увеличение размеров дерева. Активность меристем проявляется в течение всей жизни растения. Поэтому, древесные растения непрерывно продуцируют и теряют сосудистую ткань, листья и цветы и не проявляют признаков старения, хотя их темп прироста может снижаться с возрастом. Смерть древесного организма наступает в результате достижения предельных размеров несовместимых с дальнейшей жизнедеятельностью или случайных причин как-то пожары инфекционные болезни, вредители, затенение и т.д. Древесные растения - самые долгоживущие организмы. Срок жизни большинства из них не превышает 700 лет, но есть и такие виды, возраст которых исчисляется тысячелетиями. Например, сосна остистая Pinus longaeva - более 4 тыс. лет; секвойя гигантская Sequoia gigantea - более 2.5 тыс. лет; фицройя Fizroya cupressoides - около 2 тыс. лет; арча Juniperus turkestanica - около 1,3 тыс. лет (Мухамедшин, 1968; Brown, 1996).

В соответствии с гипотезой симбиогенеза Маргулис (Margulis, 1970), наиболее вероятный путь возникновения эвкариот - установление жесткой связи между прокариотами, которые вначале пребывали в симбиотических отношениях. Т.е. органеллы, наличие которых отличает эвкариотную клетку от прокариотной (митохондрии, хлоропласты и т.д.), являются результатом эволюции некогда независимых прокариотных клеток, которые были захвачены клеткой-хозяином и превращены ею в симбионтов. Хотя по поводу происхождения эвкариот большинство исследователей и придерживается гипотезы симбиогенеза, но акценты, как правило, различные. Так по А.В. Маркову (2003) эвкариоты эволюционно произошли от "коллективного предка" – гипотетического сообщества прокариотных организмов, которое состояло из: анаэробных гетеротрофов - археобактерий с экзонно-интронной организацией генома; аэробных гетеротрофов – эубактерий; анаэробных автотрофов – цианобактерий, обеспечивавших первый компонент сообщества высокомолекулярными углеводами, а второй – кислородом. Преимущества такого тройственного симбиоза вполне очевидны: каждый из трех компонентов сообщества получает прямую выгоду от сожительства с двумя остальными. Цианобактерии и археобактерии избавляются от излишков токсичного для них кислорода, а также от конечных продуктов бескислородного энергетического обмена; археобактерии и аэробные эубактерии получают необходимую им для питания органику, а последние – еще и кислород как мощный окислитель, позволяющий с высокой эффективностью утилизировать органические соединения. Такое сообщество прокариот напоминает ныне существующие цианобактериальные маты, многослойные структуры толщиной до 2 см. Внутри мата различают: плотный верхний слой, состоящий из цианобактерий и облигатно-аэробных бактерий; тонкую подкладку, из бактерий, осуществляющих некислородный фотосинтез и факультативных аэробов; ниже двух верхних слоев разнообразные анаэробы формируют толстую бескислородную зону.

У одноклеточных эвкариот эволюционно возникает еще и механизм возрастзависимого самоуничтожения (МВС) - клональное старение (КС). КС можно наблюдать у парамеций. Они размножаются половым и бесполым способом, т. е., конъюгацией или простым делением. Если одиночную парамецию, полученную от недавней конъюгации поместить в идеальную среду, она начнет размножаться бесполым способом. Однако темп клеточных делений непрерывно замедляется, и после множества генераций (например, для Paramecium primaurelia – 350 раз), потомки этой парамеции прекращают деление и умирают. Однако, если до смерти клона два клональных потомка коньюгируют, то их потомки получают ювенильную клональную продолжительность жизни. Те, же из клона парамеций и их клональные потомки, которым не удалось конъюгировать, продолжают стареть и умирают неизбежно (Cui et al., 2000). К настоящему времени уже известно о механизмах, с помощью которых одноклеточные эвкариоты и соматические клетки многоклеточных ограничивают число делений. С открытием в 1985г. теломеразы, нашла подтверждение гипотеза маргинотомии А.М. Оловникова (Оловников, 1971; Olovnikov, 1973), предполагающая, что потеря концевых последовательностей при репликации ДНК является причиной КС. В клетках организмов, размножающихся вегетативным путём, а также в эмбриональных, стволовых, половых и раковых клетках концевые последовательности наращиваются с помощью теломерно-теломеразного механизма (ТТМ). ТТМ действует как “часовая мина”, которая “взрывается” в клетках с подавленной активностью теломеразы после определенного количества клеточных делений. Т.е. когда теломеры стают слишком короткими, то нарушается генетический код и может произойти слияние хромосом. Так как такое повреждение не может быть восстановлено системами репарации эвкариотных клетках, то этот процесс вызывает включение механизма апоптоза.

Благодаря этим фактам доминирует мнение, что за исключением обонятельных луковиц и гиппокампа, новые нейроны нормально не обновляются в мозгу взрослых особей млекопитающих (Eriksson et al., 1998; Barres, 1999; Gould et al., 2001).

Установлено, что клетки РГ могут быть предшественниками части нейронов мозга и вносят существенный вклад в посттравматическую репарацию спинного мозга амфибий и саламандр (Margotta et al., 1991), а также в коре головного мозга рептилий (Molowny et al., 1995; Font et al., 2001). У этих видов, нейрогенез происходит в перивентрикулярных областях головного мозга, где клетки эпендимиоглии (аналог РГ постнатального мозга), активно делятся (Polenov et al., 1972; Lopez-Garcia et al., 1988). Поэтому сегодня общепризнанно, что у рыб, амфибий, рептилий и птиц, РГ не только сохраняется, но, и кажется, генерирует нейроны до конца жизни (Weissman et al., 2003).

Поэтому, вполне очевидно, что наличие РГ в переднем мозгу взрослых птиц и, соответственно, их явное отсутствие у взрослых млекопитающих обуславливает феномен нейрогенеза мозга взрослых птиц и его практическое отсутствие в мозгу взрослых млекопитающих, за исключением строго определенных зон. Возможно, наличие РГ у мозгу взрослых птиц обуславливает и иные различия в функционировании организма птиц и млекопитающих (Alvarez-Buylla et al., 1987).

Но, какая же молекулярная основа того, что приводит к столь печальным изменениям в организме млекопитающих? Есть мнение, что механизмы клеточного старения автономны и независимы от внешних сигналов и, что процессы клеточного и организменного старения могут сосуществовать или служить триггером один другому (Johnson et al., 1999). Рассуждая таким образом, ряд исследователей предложили два гипотетических сценария событий. Первый сводится к тому, что старение многоклеточных организмов детерминируется митохондриями клеток постмитотических и медленно обновляющихся тканей из-за накопления поврежденных молекул мтДНК (Литошенко, Хартвиг, 1998; Gracy et al., 1999). Не исключено, что постмитотичный мозг млекопитающих не только превосходная иллюстрация этой модели, но и место где накопление мутантных мтДНК есть простая функция от времени и скорости метаболизма. Поэтому, со временем, в результате накопления мутантных молекул мтДНК у значительной части этого пула (в т.ч. и гормонсинтезирующих нейронов), появляются дефекты окислительного фосфолирирования. Как результат, уменьшается продуцирование АТФ и нарушается функционирование и биогенез митохондрий, а также повышается уровень продуцирования РФК и накопления поврежденных ими структур этих нейронов. Процесс носит самоускоряющийся характер. Исходя из того, что изменение энергетического баланса нейронов, может изменять чувствительность нейросекретирующих элементов мозга к внутренним влияниям, в частности к гормональным стимулам, то это может приводить как к изменению уровня нейросекреции, так и к изменению количества гормональных рецепторов на поверхности этих нейронов. Если интегрировать эту схему в онтогенетическую модель старения Дильмана, то тогда накопление поврежденных молекул мтДНК в гормонсинтезирующих нейронах необходимо рассматривать как пусковой триггер и биологические часы ювенильного развития и старения (Бойко, 2000).

Второй сценарий недавно предложил А.М. Оловников (2003), который поставил риторический вопрос: можно ли в контексте современных представлений о роли теломер объяснить старение постмитотических нейронов, и в частности нейроэндокринных клеток. Ведь они не пролиферируют и потому процесс концевой недорепликации ДНК на концах теломер, к ним в принципе не применим. Для ответа на этот вопрос он предложил идею о концевой недорепарации ДНК (Оловников, 1971, 1992): - процесс неполного копирования конца ДНК проявляет себя как в делящихся, так и в постмитотичных клетках по причине, что ДНК-полимераза репаративного синтеза, как и ДНК-полимераза репликативного синтеза, не могут заполнять концевую брешь на 5'-конце реплики ввиду отсутствия свободного 3'-конца, который способна наращивать ДНК-полимераза репаративного синтеза. Поэтому все те факторы, например, свободные радикалы, которые ведут к появлению соответствующих концевых брешей, также неизбежно ведут к укорочению концов двойной спирали ДНК даже в постмитотичных клетках. Чрезмерное укорочение теломер, может вести к соответствующим изменениям в нейроэндокринных клетках с аналогичным вышеупомянутому исходом.

Есть факты, указывающие на то, что потенциал долгожительства организма млекопитающих сравним или даже выше с таковым у птиц, но его реализации препятствует функционирование МВСМ.

Но, исключительный интерес представляют сообщения о том, что трансплантация фетальных гипоталамусов старым мышам и крысам восстанавливала их плодовитость, иммунный статус и ряд других признаков, присущих молодому организму, и продлевала жизнь подопытным грызунам (Ата-Мурадова, Донцов, 1987; Huang, 1987). Другими словами - перемещение ткани или органа из старого организма в гомеостатические условия молодого организма, возвращает этому органу ювенильные качества, а восстановление уровня гомеостаза в стареющем организме до уровня характерного для молодого возраста возвращает ювенильные характеристики организма в целом и удлиняет продолжительность жизни.

В целом, представленные факты не противоречат мнению А.М. Оловникова (2003) о том, что старение организма системный процесс, базирующийся на взаимодействии стареющих клеточных ансамблей, из которых состоит организм. Каждый из этих ансамблей может отличаться по темпам и признакам старения и, что многие делящиеся в организме клетки, например, фибробласты человека, не успевают за человеческую жизнь полностью исчерпать свой лимит Хейфлика, который при всей его абсолютной достоверности, является лабораторным феноменом.

У птиц и млекопитающих три параметра коррелируют с продолжительностью жизни: вес тела, вес мозга и уровень метаболизма. (Sacher, 1977, 1978). Но, если сопоставить продолжительность жизни видов млекопитающих, имеющих постмитотичный мозг с аналогичным показателем у птиц, то такое сопоставление будет не в пользу млекопитающих. Птицы имеют более длинную продолжительность жизни, чем млекопитающие со сравнимым весом мозга и тела, при более высоком уровне метаболизма и температуры тела, что малопонятно с точки зрения существующих теорий старения. Эта тенденция довольно существенная. Например, среди животных с массой до 30 г млекопитающие имеют продолжительность жизни от 2-х до 12 раз меньшую, чем птицы того же веса тела (Boyko, 2004). Этот факт можно интерпретировать так: - скорость старения не просто неизбежное следствие износа, а постмитотичный мозг млекопитающих - причина их относительно более короткой, чем у птиц продолжительности жизни. Однако нельзя исключать и то, что долгоживучесть птиц, это результат исключительно высокой устойчивости клеток их организма к оксигенным повреждениям (Ogburn et al., 2001).

Существование двух эволюционных ветвей наземных позвоночных - тероморфной и завроморфной, разошедшихся еще на уровне амфибий и венчаемых: первая - млекопитающими, а вторая - птицами и динозаврами, сейчас практически общепризнанно. Обе группы возникли одновременно, в позднем карбоне. Динозавры и млекопитающие появились на Земле в конце триаса, и сосуществовали на протяжении 120 миллионов лет. От динозавров в конце Юрского в начале Мелового периодов эволюционировали птицы. Данные сравнительной анатомии указывает на незначительные отличия птиц от рептилий. Поэтому мнение, о том, что птицы не отдельный класс позвоночных, а дожившая до наших дней одна из ветвей динозавров, отличительной чертой, которой является малый размерный класс и приближающийся к верхнему пределу для живых существ уровень метаболизма, имеет основательную почву. Так как птицы и динозавры филогенетически однородная группа, то, физиологические параметры функционирования их организмов не должны иметь значительных различий. Поэтому очевидно, что динозавры не имели (как и современные птицы) МВС, сходного с тем, что имеют млекопитающие.

Закономерный вопрос, – какие различия в этом параметре были у динозавров и млекопитающих тех времен? Общеизвестно, какая продолжительность жизни современных млекопитающих. Видимо этот параметр не сильно отличался и у ископаемых меловых форм. Средняя продолжительность жизни динозавра Tyrannosaurus rex на основании изучения 8 экземпляров установлена и составляла, якобы около 28 лет (Erickson et al., 2004). 28 лет не такой уж малый строк - по крайней мере, это как минимум на порядок больше, чем продолжительность жизни ныне живущих мелких форм млекопитающих (преимущественно такими формами в эпоху динозавров был представлен класс млекопитающих).

Представленные факты можно свести к тому, что траектория эволюции старения имеет зигзагообразный характер: первоначально, видимо, возникли примитивные одноклеточные нестареющие существа. Затем их прокариотные потомки приобретают механизм апоптоза. В ходе дальнейшей эволюции у эвкариот возникает еще и ТТМ клеточного старения, а с возникновением многоклеточности, первые многоклеточные существа снова приобретают потенциальное бессмертие, которое в свою очередь утрачивается у ряда эволюционно продвинутых таксонов этих существ, подтверждением чему существование как потенциально бессмертных, так и стареющих форм. Если феномен самоуничтожения возник в процессе эволюции одноклеточных существ, и повторно возникает на определенном этапе филогенеза у многих многоклеточных форм, то видимо наличие такого феномена дает некие эволюционные преимущества. Следовательно, апоптоз и/или ТТМ клеточного старения выполняют функцию феноптоза только у прокариот и одноклеточных эвкариот. Действительно, с возникновением многоклеточности, апоптоз у многоклеточных организмов (впрочем, как и ТТМ клеточного старения) вовлекается на выполнение совершенно других задач не связанных с процессом самоликвидации организма, и поэтому первые многоклеточные организмы получают потенциальное бессмертие. В многоклеточном существе клетка из самодостаточного организма превращается в часть сложной системы, и поэтому полученные в наследство от одноклеточных предшественников ТТМ клеточного старения и апоптоз в состоянии уничтожить или состарить только ту или иную клетку организма, но не организм в целом. Таким образом, на заре эволюции природа создавала бессмертные многоклеточные организмы. Пресноводная гидра и морские ежи, – бессмертные реликты ушедших эпох, - прекрасные примеры.

Еще одна группа фактов позволяет понять принцип функционирования МВС у многоклеточных существ. Варьируя внешними условиями можно добиться старения у потенциально нестареющих гидр (Лэмб, 1980; Comfort, 1979). При неблагоприятном изменении температуры или состава воды деление клеток замедляется, гидра стареет и гибнет. Таким образом, в зависимости от условий среды потенциально нестареющий организм может находиться в стареющем или в нестареющем состоянии (Халявкин, 1998), что зависит исключительно от внешних причин. А это может свидетельствовать о том, что гарантированное старение и смерть от старения у многоклеточных существ более позднее эволюционное приобретение и, как ныне известно, это приобретение характерно только для определенного ряда таксонов. В вышеописанном примере с гидрой, ясно, что этот организм, состоящий из потенциально бессмертных СК и стареющих специализированных соматических клеток (как впрочем, и любой другой), начинает стареть только в случае нарушения процесса замены постаревших и отработавших свой ресурс специализированных соматических клеток. Другими словами крах именно этого процесса индуцирует старение и потерю потенциального бессмертия. Возможно, это единый сценарий старения или самоуничтожения, характерный для всех многоклеточных существ. По крайней мере, для млекопитающих это действительно так. Накопление мутаций в мтДНК или недорепарация теломерных участков в посмитотичных гормонсинтезирующих нейронах (или совместное действие этих механизмов) в конечном итоге постепенно изменяет гомеостаз до достижения несовместимого с жизнью организма состояния. Но, для того чтобы в организме накопилось достаточное количество поврежденных нейронов необходимо создать определенные условия, в данном случае: - запрет на репарацию нейронов. Именно этот процесс и запрограммирован. Это в свою очередь позволяет определить локализацию в геноме программы старения: у млекопитающих она, по всей видимости, локализована в группе генов (а быть может и в одном), определяющих трансформацию РГ в астроциты. Таким образом, этот процесс, аналогичный процессу, индуцирующему искусственное старение у гидр, - запрет на репарацию особо важного ансамбля клеток организма, с аналогичным результатом - потерей потенциального бессмертия. Мои мысли согласуются с выводом А.И. Потапенко и А.П. Акифьева (2003) о том, что универсальность динамики смертности и точное сохранение спектра старческих изменений у млекопитающих при межвидовом различии в продолжительности жизни до 50 раз, а также рост средней продолжительности жизни более чем в два раза в эволюции от гоминид до человека также с сохранением спектра старческих изменений, при изменении не более 2% генов возможен только при условии, что работу механизма старения определяет небольшое число генов.

Если полагать, что постмитотичность мозга млекопитающих и есть причина их старения, то необходимо также обратить внимание на одну из наиболее интересных особенностей эволюции млекопитающих. В эпоху динозавров, или в первые 2/3 своей эволюционной истории млекопитающие пребывали в стадии малого размерного класса. Что с одной стороны само по себе предполагает очень короткую среднюю продолжительность жизни (Rougier, Novacek, 1998). С другой стороны возникновение феномена трансформации клеток РГ после завершения процессов нейрогенеза в астроциты, видимо не требует значительных перестроек в геноме. Поэтому этот признак мог закрепиться на первых порах как нейтральный. Я не исключаю, что первоначально, этот признак мог возникнуть в процессе эволюции механизма постнатального развития млекопитающих. Но, при смене условий существования группы, наличие такого признака давало значительные преимущества группе.

Представим, менее радикальную ситуацию, чем та, которую описал Скулачев (долгоживущие особи не монстры с изменениями в геноме, а нормальные представители своего вида): пусть популяция потенциально бессмертных существ испытывает давление естественного отбора в пользу закрепления определенного признака важного для выживания вида, например, как в вышеописанном случае с динозаврами - стремлением к переходу в малый размерный класс. Средняя продолжительность жизни особей определяемая внешней средой как у Tyrannosaurus rex - 28 лет. Но, популяция имеет в своем составе несколько особей - активно спаривающихся самцов постепенно достигающих предела максимальной продолжительности жизни, которая, якобы превышает 1000 лет. Вне сомнения, что эти особи, располагая стандартом генома 1000 - летней давности, будут активно тормозить темп эволюции, и способствовать сохранению существующего фенотипа.

Реальные результаты в области искусственного восстановления эволюционно утраченной способности млекопитающих к нейрогенезу были получены только группой Полежаева. Ими (Полежаев, 1968, 1982; Полежаев, Резников, 1973) установлено, что травма, продукты распада нервной ткани головного мозга или свежеприготовленная из ткани мозга экзогенная органоспецифическая РНК (эоРНК) индуцируют в нервной ткани мозга процессы митоза, амитоза и апоптоза в т.ч. и нейронов. Введение в мозг эоРНК вызывает сильное разрушение и дедифференцировку нервной ткани. Часть клеток погибает. Оставшиеся клетки глии и нейроны как бы омолаживаются. Наблюдается интенсивное амитотическое размножение нейронов. В случае очень сильного воздействия возникает митотическое деление нейронов, которое, однако, во многих случаях абортивное. Клетки глии усиленно размножаются митотическим и амитотическим путем. Активизируются процессы продуцирования камбиального типа клеток из эпендимы и субэпендиального слоя, их миграцию в белое и серое вещество и превращение части из них в нервные клетки.

1. Попадая в кровяное русло реципиента, полимеры эоРНК донора частично деградируют под действием РНКаз крови реципиента, частично не специфически поглощаются клетками лимфоидной системы реципиента, где затем и деградируют. Но, большая часть полимеров эоРНК специфически поглощается путем органоспецифического пиноцитоза клетками соответствующих органов реципиента: эоРНК печени - печенью, эоРНК мозга - нейронами и т.д. (Белоус, 1968; Конышев, 1969; Белоус и др., 1974; Niu, 1963; Hillman, Hillman 1967; Niu et al., 1968; Eltceiri, 1976; Slomski, Latos, 1979; Stebbing, 1979)
2. Специфически поглощенные полимеры эоРНК сначала проникают в цитоплазму клетки-реципиента, а затем в ядро, где, по всей видимости, фракция низкомолекулярных ядерных/ ядрышковых РНК активируется и остается, оставшаяся в цитоплазме часть эоРНК деградирует не принимая участия в трансляции (Белоус, 1968; Конышев, 1969; Niu, 1963; Niu et al., 1968; Eltceiri, 1976; Slomski, Latos, 1979).
3. низкомолекулярные ядерные/ ядрышковые РНК из фракции эоРНК донора проникшие в ядро клетки реципиента могут:

1. участвовать в процессинге транскриптов РНК подобных транскриптам РНК донора, но генетически принадлежащих реципиенту и/или быть специфичным сигналом, который дает пропуск на выход мРНК из ядра клетки подобных мРНК донора, но генетически принадлежащих реципиенту и/или принимать участие в отборе для процессинга транскриптов РНК подобных транскриптам РНК донора, но генетически принадлежащих реципиенту (Албертс и др., 1986; Kleene, Yumphreys, 1977; Wold et al., 1978; Gruss et al., 1979).
2. вызывать специфическую депрессию \ дерепрессию генов, путем взаимодействия с регуляторными белками хроматина.

Бойко А.Г., 2004. Ошибка академика Скулачева или очерк общей теории старения // Персональный сайт. Точный адрес в Интернете: http://aginginfo.pochta.ru или http://www.aginginfo.pochta.ru

Тахтаджян А. Л., 1999-2005. Цветковые растения // Большая советская энциклопедия (БСЭ). Адрес в Интернете http://www.oval.ru/enc/80648.html

Халявкин А.В., Яшин А.И., 2003. Средовая и генетическая модификация картины старения. Границы пластичности // Проблемы старения и долголетия. Т. 12. № 4. С. 417-425.

Alvarez-Buylla A., Kirn J.R., 1997. Birth, migration, incorporation, and death of vocal control neurons in adult songbirds // J. Neurobiol. V. 33. P. 585-601.

Alvarez-Buylla A., Buskirk D.R., Nottebohm F., 1987. Monoclonal antibody reveals radial glia in adult avian brain// J. Comp. Neurol. V. 264. P.159-170.

AnAge database. 2005. AnAge entry for Strongylocentrotus franciscanus (HAGRID 01417). http://genomics.senescence.info/species/entry.php?species=Strongylocentrotus_franciscanus

Aschheim P., 1976. Aging in the hypothalamic-hypophyseal- ovarian axis in the rat // Hypothalamus, Pituitary and Aging /Eds Everitt A.. Burges J.A. Springfield. P. 376-418.

Barres B.A., 1999. A new role for glia: generation of neurons! // Cell. V. 97. P. 667-670.

Birse S.C., Leonard R.B., Coggeshall R.E., 1980. Neuronal increase in various areas of the nervous system of the guppy, Lebistes // J Comp Neurol. V. 194. No 2. P.291-301.

Boyko O.G., 2004. Do mammals die young!? An age-dependent mechanism of mammals self-destruction // Ukr. Bioorg. Acta. V.1-2. P. 3-12.

Bowles J.T., 1998. The evolution of aging: a new approach to an old problem of biology // Med Hypotheses. V. 51. №3. P. 179-221.

Bowles J., 2000. Shattered: Medawar's test tubes and their enduring legacy of chaos // Med Hypotheses. V. 54. № 2. P. 326-339.

Brien P., 1953. La peґrenniteґ somatique. Biol. Rev. Cambr. Philos. Soc. V. 28, P. 308–349.

Brock M.A., Strehler B.L. 1963 Studies on the comparative physiology of aging. IV. Age and mortality of some marine Cnidaria in the laboratory // J. Gerontol. V.18. P.23–28.

Brown P.M., 1996. Oldlist: a database of maximum tree ages. In: Tree Rings, Environment and Humanity (Eds J.S.Dean, D.M.Meko, T.W.Swetnam) P. 727-731.

Cailliet G.M., Andrews A.H., Burton E.J., Watters D.L., Kline D.E., Ferry-Graham L.A., 2001. Age determination and validation studies of marine fishes: do deep-dwellers live longer? // Exp. Gerontol. V. 36. P. 739-764.

Campbell R.D., 1965. Cell proliferation in hydra: An autoradiographic approach // Science. V. 148. P. 1231–1232.

Campbell R.D., 1967a. Tissue dynamics of steady state growth in Hydra littoralis. I. Patterns of cell division // Dev. Biol. V. 15. P. 487–502.

Campbell R.D., 1967b. Tissue dynamics of steady state growth in Hydra littoralis. II. Patterns of tissue movement // J. Morphol. V. 121. V. 19–28.

Comfort A., 1979. The Biology of senescence. Edinbourgh; London: Churchill Livins. 414p.

Cui Y., Chen R.S., Wong W.H., 2000. The coevolution of cell senescence and diploid sexual reproduction in unicellular organisms // Proc Natl Acad Sci U S A. V. 97. №7. P. 3330-3335.

Daniel C.W., Young J.T., 1971. Influence of cell division on an aging process // Expl. Cell Res. V. 65. P. 27-32.

Daniel C.W., Aidells B.D., Medina D., Faulkin L.J.Jr., 1975. Unlimited division potential of precancerous mouse mammary cells after spontaneous or carcinogen-induced transformation // Proc. F.A.S.E.B. V. 34. P. 64-67.

David C.N., Campbell R.D., 1972. Cell cycle kinetics and development of Hydra attenuata. I. Epithelial cells // J. Cell Sci. V. 11. V. 557–568.

Dilman V.M., 1971. Age-associated elevation of hypothalamic, threshold to feedback control, and its role in development, ageine, and disease // Lancet. № 1 (7711). P. 1211-1219.

Dilman V.M., 1981. The law of deviation of homeostasis and disease of aging. Boston, (USA): J.Wright PSG Inc. 380 p.

Dilman V.M., 1986. Ontogenetic model of aging and disease formation and mechanisms of natural selection // J. Theor. Biol. V. 118. № 1. P. 73-81.

Eltceiri G.L., 1976. Some properties of the small homodisperse RNA4s in the cytoplasm of HeLa cells // Biochim. et biophys. Acta. V. 425. № 2. P. 202.

Engelberg-Kulka H., Glaser G., 1999. Addiction modules and programmed cell death and antideath in bacterial cultures//Annu Rev Microbiol V.53 P.43-70.

Eriksson P.S., Perfilieva E., Bjork-Eriksson T., Alborn A.M., Nordborg C., Peterson D.A., Gage F.H., 1998. Neurogenesis in the adult human hippocampus // Nat. Med. V. 4. P. 1313-1317.

Erickson G.M., Makovicky P.J., Currie P.J., Norell M.A., Yerby S.A., Brochu C.A., 2004. Gigantism and comparative life-history parameters of tyrannosaurid dinosaurs // Nature. V. 430(7001). P. 772-775.

Finch C.E., 1990. Longevity, Senescence, and the Genome. Chicago: University of Chicago Press.

Finch C.E., Austad S.N., 2001. History and prospects: symposium on organisms with slow aging // Exp Gerontol. V. 36. №. 4-6. P. 593-597.

Font E., Desfilis E., Perez-Canellas M.M., Garcia-Verdugo J.M., 2001. Neurogenesis and neuronal regeneration in the adult reptilian brain // Brain Behav Evol. V. 58. P. 276–295.

Gavrilov L.A., Gavrilova N.S., 2002. Evolutionary Theories of Aging and Longevity // The Scientific World Journal. V. 2. P. 339-356.

George J.C., Bada J., 1999. Age and growth estimates of bowhead whales (Balaena mysticetus) via aspartic acid racemization // Can J. Zool. V. 77. P. 571-580.

Goldman S., Nottebohm F., 1983. Neuronal production, migration, and differentiation in a vocal control nucleus of the adult female canary brain // Proc. Natl. Acad. Sci. USA. V. 80. P. 2390-2394.

Gould E., Vail N., Wagers M., Gross C.G., 2001. Adult-generated hippocampal and neocortical neurons in macaques have a transient existence // Proc. Natl. Acad. Sci. USA. V. 98. P. 10910-10917.

Gracy R.W., Talent J.M., Kong Y., Conrad C.C., 1999. Reactive oxygen species: the unavoidable environmental insult?//Mutat. Res. V. 428. P.17-22.

Gruss P., Lai C.J., Dhar R., Khoury G., 1979. Spicing as a requirement for biogenesis of functional 16S mRNA of simian virus 40 // Proc. Natl. Acad. Sci., USA. V. 76. P. 4317-4321.

Guerin J. C., 1996. Divergent Model of Aging? Negligible Senescence in Long-Lived Fishes // http://www.peter.unmack.net/archive/rml/rmljun96/0117.html

Gupta A, Tsai L. H., Wynshaw-Boris A., 2002. Life is a journey: a genetic look at neocortical development // Nature Reviews Genetics. V. 3. P. 342 –355.

Hartman H., Fedorov A., 2002. The origin of the eukaryotic cell: a genomic investigation // Proc. Nat. Acad. Sci. USA. V. 99. N 3. P. 1420-1425.

Hillman N., Hillman R., 1967. Competent chick ectoderm: non-specific response to RNA // Science. V. 155. P. 1563-1565.

Huang H.H., Kissane J.Q., Hawrylewicz E.J., 1987. Restoration of sexual function and fertility by fetal hypothalamus transplant in impotent aged male rats // Neurobiol. Aging. V. 8. P. 465-472.

Johnson F.B., Sinclar, D.A., Guarente L., 1999. Molecular biology of aging // Cell. V. 96. P. 291-302.

Kara T.C., 1994. Ageing in amphibians // Gerontology. V.40. №2-4. P. 161-73.

King J.S., 1966. A comparative investigation of neuroglia in representative vertebrates: a silver carbonate study // J Morphol. V. 119. P. 435–466.

Kishi S., Uchiyama J., Baughman A.M., Goto T, Lin M.C., Tsai S.B., 2003. The zebrafish as a vertebrate model of functional aging and very gradual senescence // Exp Gerontol. V. 38. №. 7. P. 777-786.

Klapper W, Heidorn K, Kuhne K, Parwaresch R, Krupp G., 1998. Telomerase in “immortal fish” // FEBS Letters. V. 434. P. 409-412.

Kleene K.C., Yumphreys T., 1977. Similarity of hnRNA sequences in blastula and pluteus stage sea urchin embryos // Cell. V. 12. P.143-155.

Koonin E.V., Aravind L., 2002. Origin and evolution of eukaryotic apoptosis: the bacterial connection // Cell Death Differ. V. 9. №4. P. 394-404.

Kushima K., Kamio K., Okuda V., 1961. Climacterium, climacteric disturbances on rejuvenation of sex center // Tohoku J. Exp. Med. V. 74. P. 113-129.

Lamberts S.W.J., Beld A.W., Lely A.J., 1997. The endocrinology of aging // Science. V. 278. P. 419-425.

Leaman B.M., Beamish R.J., 1984. Ecological and management implications of longevity in some northeast Pacific groundfishes // Bull. Int. North Pacific Commn. V. 42. P. 85-97.

Lennington J.B., Yang Z., Conover J.C., 2003. Neural stem cells and the regulation of adult neurogenesis // Reproductive Biology and Endocrinology. V. 1. P. 99-106.

Loomis W.F., Lenhoff H.L., 1956. Growth and sexual differentiation of hydra in mass culture // J. Exp. Zool. V. 132. P. 555–570.

Lopez-Garcia C., Molowny A., Garcia-Verdugo J.M., Ferrer I., 1988. Delayed postnatal neurogenesis in the cerebral cortex of lizards // Brain Res. V. 471. P. 167–174.

Margotta V., Fonti R., Palladini G., Filoni S., Lauro G.M., 1991. Transient expression of glial-fibrillary acidic protein (GFAP) in the ependyma of the regenerating spinal cord in adult newts // J Hirnforsch. V. 32. P. 485–490.

Margulis L., 1970. Origins of eukaryotic cells. New Haven: Yale Univ. Press. 349 p.

Mattick J.S., 2001. Non-coding RNAs: the architects of eukaryotic complexity // EMBO Reports. V. 2. № 11. P.986-991.

Mattick J.S., Gagen M.J., 2001. The evolution of controlled multitasked gene networks: the role of introns and other noncoding RNAs in the development of complex organisms // Mol. Biol. & Evol. V. 18. P.1611-1630.

Mart'inez D.E.,1998. Mortality patterns suggest lack of senescence in hydra // Exp. Gerontol. V. 33. No 3. P.217-225.

Medawar P.B., 1952. An unsolved problem of biology. London: U. K. Lewis.

Meites J., 1992 Remembrance: Neuroendocrinology and Aging. A Perspective // Endocrinology. V. 130. No. 6. P. 3107-3108.

Molowny A., Nacher J., Lopez-Garcia C., 1995. Reactive neurogenesis during regeneration of the lesioned medial cerebral cortex of lizards // Neuroscience V. 68. P. 823–836.

Morrison J.H., Hof P.R., 1997. Life and death of Neurons in the Aging brain // Science. V. 278. P. 412-419.

Munk K.M., 2001. Maximum ages of groundfishes in waters off Alaska and British Columbia and considerations of age determination // Alaska Fish Res. Bull. V. 8. P. 12-21.

Niu M.C., 1963. The stability of the RNA-induced cellular changes // Federat. Proc. V. 22. № 2. P. 354.

Niu M.C., Niu L.C., Guha A., 1968. The entrance of exogenous RNA into the mouse ascities cell // Proc.Soc. Exptl. Biol. and Med. V.128. P. 550-555.

Odens M., 1973. Prolongation of the life span in rats // J. Am. Geriatr. Soc. V. 21. № 10. P. 450-451.

Ogburn C.E., Carlberg K., Ottinger M.A, Holmes D.J., Martin G.M., Austad S.N., 2001. Exceptional cellular resistance to oxidative damage in long-lived birds requires active gene expression // J. Gerontol. A Biol. Sci. Med. Sci. V. 56. P. 468-474.

Oh C.K., Sanfey H.A., Pelletier S.J, Sawyer R.G., McCullough C.S., Pruett T.L., 2000. Implication of advanced donor age on the outcome of liver transplantation // Clin. Transplant. V. 14. P. 386-390.

Olovnikov A.M., 1973. A theory of marginotomy: The in-complete copying of template margin in enzymic synthesis of polynucleotides and biological significance of the phenomenon // J Theor Biol. V. 41. P. 181-190.

Patnaik B.K., 1994. Ageing in reptiles // Gerontology. V.40. №2-4. P. 200-220.

Paton J.A., Nottebohm F.N., 1984. Neurons generated in the adult brain are recruited into functional circuits // Science V. 225. P. 1046–1048.

Polenov A.L., Chetverukhin V.K., Jakovleva I.V., 1972. The role of the ependyma of the recessus praeopticus in formation and the physiological regeneration of the nucleus praeopticus in lower vertebrates // Z Mikrosk Anat Forsch. P. 85. P. 513–532.

Rougier G.W., Novacek M.J., 1998. Early mammals: teeth, jaws and finally a skeleton!// Curr Biol. V.8. No. 8. P. 284-287.

Sacher G.A., 1977. Life table modification and life prolongation // Handbook of the Biology of Aging /Eds Finch C., Hayflick L. N.Y.: Reihold. P. 582-638.

Sacher G.A., 1978. Longevity and aging in vertebrate evolution // Bioscience. V. 28. P. 497-501.

Skulachev V.P., 1999. Mitochondrial physiology and pathology; concepts of programmed death of organelles, cells and organisms // Mol. Aspects Med. V. 20. P. 139-184.

Slomski R., Latos A.M., 1979. Uptake of immune RNA by normal mouse spleen cells // Mol. and Cell Biochem. V. 24. № 1. P. 15 - 20.

Stebbing N., 1979. Cellular uptake and in vivo fate of polynucleotides // Cell. Biol. Int Rep. V. 3. №. 6. P. 485-502.

Stauth D., 2003. Red sea urchins discovered to be one of earth's oldest animals // Сайт Орегонского Государственного Университета: http://oregonstate.edu/dept/ncs/newsarch/2003/Nov03/urchin.htm

Stroun M., Anker P., Maurice P., Gagen M. J., 1977. Circulating nucleic acids in higher organisms // Int. Rev.Cytol. V. 51. P.1 - 48.

Weismann A., 1889. Essays upon heredity and kindred biological problems. Claderon Press, Oxford, UK.

Weissman T., Noctor S.C., Clinton B.K., Honig L.S., Kriegstein A.R., 2003. Neurogenic Radial Glial Cells in Reptile, Rodent and Human: from Mitosis to Migration // Cerebral Cortex. V. 13, No. 6. P. 550-559.

Williams G.C., 1957. Pleiotropy, natural selection, and the evolution of senescence // Evolution. V. 11. P. 398-411.

Wold B.J., Klein W.H., Hough-Evans B.R., Britten R.J., Davidson E.H., 1978. Sea urchin embryo mRNA sequences expressed in the nuclear RNA of adult tissues // Cell. V. 14. P. 941-950.

Wynne-Erwards V.C., 1962. Animal Dispersion in Relation to Social Behaviour. Edinburg; London: Oliver and Boyd.

Zupanc G.K.H., 1999. Neurogenesis, cell death and regeneration in gymnotiform brain // J Exp Neurol V. 202. P. 1435–1446.